Кейси Майклз - Опасные связи [Роковое наследство]

Бедный, доверчивый Эдмунд. Лишь когда ты родился, я поняла, к чему привела моя глупость прошлым летом. Ну как я могла сказать ему, что ребенок, которого он так любит, не его собственный? Я не смогла. Я не посмела разбить ему сердце. Мойна согласилась со мной, что так будет лучше — лучше для тебя, лучше для Эдмунда, — если я останусь с этой ложью в душе.

Но потом Кристоф каким-то чудом вернулся ко мне! Его не остановило то, что я была замужем. Он желал лишь, чтобы мы оба, ты и я, сбежали с ним во Францию, к его семье. Я не хотела унижать его, не хотела говорить, что больше не люблю его. Но зато я могла сказать, что обменялась с Эдмундом клятвами перед лицом Господа нашего и не могу их нарушать. Это Кристоф понял. Он вернулся во Францию, но часто писал Мойне, интересуясь своим сыном. Тебе повезло, Люсьен. У тебя оказалось сразу два любящих отца. Кристоф даже позаботился о твоем будущем, он прислал мне все необходимые по закону бумаги, которые делают тебя весьма состоятельным человеком. После этого я еще долгие годы ждала новых писем, но тогда во Франции начался Террор, и мы больше не получили ни единой весточки.

Мойна уверена, что Кристоф погиб, но я не в силах с ней согласиться. Он был таким молодым, Люсьен, и таким живым. Ну неужели может погибнуть человек, столь сильный духом? По мне, мой Кристоф навеки останется молодым, и сильным, и красивым. Мой дух отнюдь не так силен. Пусть Мойна говорит, что ей угодно, я сама чувствую, как силы покидают меня — медленно, по капле, так что это почти незаметно — пока я не прихожу в свою теплицу и не просиживаю здесь часами, не в силах подняться и поухаживать за своими бедными розами.

Вот почему я и решилась написать тебе это письмо. Я знаю, мой дух оставит телесную оболочку прежде, чем ты успеешь вернуться.

Но мое признание и наследство Кристофа не должны были умереть вместе со мной. Я поклялась Кристофу, что его надежды сбудутся и ты получишь все, что он тебе оставил. Я боюсь, что когда я уйду, Мойна — и сама слишком старая — не переживет меня больше, чем на несколько месяцев. Деловые бумаги я отдам поверенному Эдмунда, но это письмо, а также письма твоего отца — слишком личные, чтобы их вручал тебе этот холодный, бездушный человек. Моим посыльным должен оказаться кто-то, кого ты любишь.

Мой дорогой, я с нетерпением жду, когда же в Тремэйн-Корт приедет твоя ненаглядная Мелани. Как блестели твои глаза, когда ты рассказывал про мою новую дочку! Твоя нареченная невеста станет моим ангелом, она наверняка сохранит для тебя это письмо — и сердце мое успокоится.

Для всех остальных, мой дорогой, ты всегда будешь сыном Эдмунда, и так тому и быть. Эдмунду не надо об этом знать — не оттого, что он возненавидит нас, а оттого, что он не заслужил такой ужасной боли. Я люблю Эдмунда всем сердцем, как люблю и тебя, и я заклинаю тебя всем святым продолжать звать его отцом, ибо он достоин этого. Пожалуйста, Люсьен, не презирай меня за то, что я тебе рассказала. Не проклинай меня за то, что я отяготила тебя тайной, которую скрывала все эти годы от моего возлюбленного мужа. Когда кончится эта ужасная война, я очень надеюсь, что мы сможем поехать во Францию и разыскать там твою семью. Кристоф всегда с большой любовью вспоминал о своем отце и сводном брате. И наверняка тебе предстоит познакомиться с целым выводком кузенов и кузин! Обними своих французских родных, Люсьен, и поцелуй за меня Кристофа. Он подарил мне самого чудесного сына.

Не надо оплакивать меня, мое дорогое дитя, лучше сохрани меня живой в своем сердце, сохрани такой, какой ты видел меня в последний раз, когда я махала на прощанье своему храброму сыну. Положи цветы мне на могилу, дорогой мой Люсьен, помолись за меня и помни, что твоя мать никогда не разлюбит тебя.

Уже на середине письма Люсьен отвернулся от Кэт, делая вид, что разглядывает дальние луга, в то время, как слушал последние признания своей матери. Его глаза наполнились слезами, когда он узнал, что его мать предвидела свою кончину. Как она позволила ему уехать, будучи уверенной, что неизлечимо больна? Почему она не остановила его? Достаточно было одного взгляда, одного слова — и он бы остался.

Люсьен отер глаза, подумав, что и так знает ответ. Памела ни за что не стала бы перекладывать на его плечи свою боль.

А когда он услышал имя Мелани, все стало ясно. Тупой идиот! Он привел Мелани в дом своей матери! Он стал причиной гибели его матери, отчаяния Эдмунда — всей череды несчастий, обрушившихся на обитателей Тремэйн-Корта.

— Ох, Боже мой… — простонал он, привалившись к дереву. — Кэтрин… это я виноват. Моя мать ожидала ангела — а дождалась дьявола во плоти…

Люсьен почувствовал, что Кэт обнимает его, ее лицо прижимается к его спине.

— Ты ведь не знал, Люсьен. Ты не мог этого знать. И никто не мог. Я видела Мелани в ее лучшие дни. Ты не должен винить себя. А вот Мойна знала. Знала и решила наказать Мелани, а вместе с ней и Эдмунда.

— Но почему, Кэтрин? Почему Мелани так поступила? Почему она использовала письма, чтобы погубить мою мать? Она должна была быть довольной и так. Ведь со временем мне принадлежал бы не только Тремэйн-Корт, но и наследство Севилла.

— Ох, Люсьен, здесь столько загадок, что у меня начинает болеть голова, как только я пытаюсь хотя бы их рассортировать. Вспомни, она не сразу побежала с доносом к Эдмунду. Она должна была прожить в Тремэйн-Корте не меньше месяца, прежде чем всплыли письма Кристофа Севилла. Мойна говоряла мне, что у Мелани тогда была отчаянная нужда в деньгах по неизвестной причине. Еще она говорила, что Мелани уже тогда встречалась с одним из лакеев в помещениях для слуг. Возможно, она испугалась разоблачения, ведь Памела с Эдмундом могли выставить ее вон.

Люсьен тяжело вздохнул. Безрадостно было у него на душе. Он обернулся к Кэт.

— Месяц… Так много для вечной любви. Боже, каким же я был дураком!

Кэт тоже вздохнула:

— По мнению Мойны, у Мелани случались припадки. Мойна не смогла разгадать Мелани до тех пор, пока не стало уже слишком поздно. Однако сумела воспользоваться своим знанием хотя бы для того, чтобы не оказаться выгнанной вслед за остальными слугами. Она почитала своим долгом оставаться здесь, пока не вернешься ты и не «положишь конец», как она постоянно твердила.

— А тем временем экспериментировала с зельем, — сказал Люсьен, чувствуя себя больным. Он обнял Кэт за плечи и повел обратно к карете.

— К несчастью, да. Но, как я себе представляю, Мелани вовсе не из страха решила выдать Памелу. Это просто алчность, Люсьен. Обыкновенная алчность. Я глубоко уверена, что Мелани хотела бы завладеть всем — особняком в Лондоне, деньгами, Тремэйн-Кортом. Не забывай — ты ведь ушел на войну. И если бы ты погиб — а такое, увы, было вполне возможно, у нее ничего бы не осталось, кроме подачек Эдмунда. И тут у нее появился шанс дискредитировать смертельно больную Памелу — прости меня, Люсьен, но Мойна все же созналась, что Памела была действительно неизлечимо больна, — и занять ее место.